Сатана всемогущий, что происходит в этом каноне.

СПОЙЛЕРЫ

АРМИН
Я не испытывал особой привязанности к персонажу, но к такому оказался не готов.
И что там с Ханджи и Риваем, у меня уже не хватает терпения ждать.

Пойду выпью.

---

Я достиг определенных успехов в том, чтобы себя переоценивать; хуже того, я переоцениваю свой потенциал: даже если я чего-то не могу сейчас, я думаю, что, в целом, способен научиться.

Скука.

Бывают люди неисправимо бездарные. Ничего с этим не поделаешь.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Я отвожу не меньше четырех часов на написание текста каждый день. Два из них я гипнотизирую пустую страницу, еще один - перечитываю и удаляю написанное.
Но и оставшийся - впустую, потому что итог никчемен. Я не должен из-за этого переживать, я вообще не должен этим заниматься; как вышло, что я меряю свою жизнь исключительно текстами.

---

Мне нравится, как Ролан Барт разбивает на фрагменты переживание влюбленного. Обычно, сталкиваясь с чужим опытом влюбленности, я плохо понимаю, что, черт возьми, происходит.
Но Барт проводит анализ (без синтеза, что особенно прекрасно), и подбирает слова ("Фрагменты речи...", роль слов при этом подчеркнута не единожды), способные объяснить составляющие переживания.

-
Не запоминаю сны. Из тех, что все же остаются в памяти - чаще всего неприятные или тесно переплетенные с реальностью, с переживанием минувшего дня.
Люблю, когда мне снятся персонажи, свои или чужие. Даже если это дурной сон, благодаря присутствию персонажа это уже не "плохая история", а "история о плохом".

Вчера, например, снился Ривай. Я не помню даже тональность сна, но впечатление от него осталось приятным.

---

Непричастный субъект в мире объектов. Даже если объекты по счастливой случайности (либо посредством моего осознанного поиска) становятся в привлекательный ряд – я все равно ухитряюсь не попадать; я отчужден от них так же надежно, как ртуть от воды. Пусть обстоятельства благоприятны, - интересная тема, симпатичные мне люди, - как только речь заходит о взаимодействии, я исчезаю. Или – становлюсь невыносим; я ощетиниваюсь своим представлением об отличиях – о тех крохотных несовпадениях, которые в обозримом будущем разрушат всю систему. Я терпелив; в какой-то момент я из осаждаемого становлюсь осаждающим, пока противник (всего-то объект по отношению ко мне, не имеющий ничего против меня) не сдастся и не исчезнет сам. Еще кое-что: взаимодействие для меня всегда мыслится в терминах борьбы либо товарных отношений. Кто кому должен, и кто из должников слабей, кто более располагает к захвату или избеганию, а кто – к союзу. Звучит так, словно взаимодействие (особенно если речь идет о людях) обесценено; однако стоит лишь немного изменить терминологию, на почти невидимое расстояние сместить источник освещения, как обнаруживаются совпадения и более «очеловеченные»: «я привязан к тебе», «ты даешь мне силы жить дальше», «мы способствуем развитию друг друга». И – «кто кому должен», которое, однако, почти в неизменном виде перекочевало из торговли; извечное выяснение, кто был эгоистом, а кто «отдал все ради…».

---

Дневная норма бесполезных дел: нарисовать игровые элементы акварелью. DONE

---

То ощущение, когда тебе паршиво и ты думаешь, что гейский фанфикшн сможет тебе помочь.
Ты находишь текст на 600 страниц с насилием, кровью и бесконечно унизительным обращением с твоим любимым персонажем И ВСЕ СТАНОВИТСЯ ЕЩЕ ХУЖЕ ГОСПОДИ
В смысле у тебя проблемы со здоровьем, с работой, с навыками, твоя жизнь стремительно несется на самое дно, но ты грустишь потому, что какой-то сукин сын посмел обидеть твоего котеночка.

---

Примечательная форма существования: signum mortificationis, который рано или поздно подводит тебя к вопросу, рождался ли ты. По собственной воле не имея никакого касания к миру, я чувствую серьезное сопротивление, когда мир пытается меня вызвать. Я не прозрачен и не беззвучен; и всякий раз, когда я попадаюсь миру на глаза, он имеет привычку заставлять меня явиться, и дает понять, каким именно я должен быть: пол, возраст, имя, профессия. Я вынужден приходить на оклик; словно воздух, упакованный в оболочку. Способность заявить о себе, которая безо всяких разбирательств выдается человеку по рождению, может быть потеряна, забыта, заперта. Причины различны, но проявления сигнализируют, что с этим что-то не так. Ты можешь о себе не заявлять: пройди эту жизнь призраком, бессвязным шепотом, бледным цветом. Мир, быть может, тебя и не заметит. Или - сказать свое другое, непредусмотренное имя, со всей очевидностью не совпадающее с предполагаемым для тебя контуром. Особый, мой любимый момент: когда предполагаемый контур ярче и жизнеспособней, чем ты способен поддерживать, и явно превосходит твои возможности. Тогда "бессвязный шепот" занимает место того самого непредусмотренного; и со стороны он звучит возмутительно громко.

---

Название: От огня огонь
Автор: Аллен Хивер
Фандом: кроссовер ГП и SnK
Персонажи: Ривай/Драко, некоторое количество фоновых
Рейтинг: планируется R
Размер: макси
Жанр: драма
Размещение: запрещено
Примечание: небольшие АУ относительно канонов. Таймлайн для Ривая - после 57-й экспедиции. Для Драко - шестой курс, но попытку убить Дамблдора он предпринял еще на пятом.
Описание: Слова "От огня огонь" прошли долгий путь. Их исток - трактат Цицерона, где они использовались в значении "поделись тем, чем можешь поделиться без ущерба для себя". Позднее их трактовали как "услуга за услугу".
Применимы оба значения; и - ни одно из них.

Часть IV

---

Что мне делать, если текст так плох.
Я знаю, что вопрос этот может быть задан только себе; мир предусматривает вероятность, что ответ может оказаться и у кого-то еще, но сама мысль, чтобы искать его вне себя, звучит как скрип ножа по стеклу.

Я нашел столько слов для описания проблемы, и ни одного - для решения.

---

Редко когда проблема внешнего уродства встает так остро, как при встрече с подругой, последний раз виденной год назад.
Обычно я считаю свое наплевательское отношение ко внешности если не сильной стороной, то хотя бы не изъяном, но в такие моменты оно выходит мне боком.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Опасность для здравомыслия со стороны конспирологических теорий не в том даже, что они делают из вас параноика. Опасность в их особом свойстве, позволяющем обходить скепсис: авторы этих теорий, по сути, не лгут. Они берут факты, - числа, даты, фотографии, - и лихо сворачивают их в параноидальное оригами, в центре которого - идея, например, о масонской ложе или магическом ковене. Не лгут, по крайней мере, самые грамотные из них. Приученный к нахождению злых предзнаменований взгляд мгновенно вычленяет отовсюду число зверя или влияние западных вредителей. Глядя на новый памятник, конспиролог сразу же находит замаскированный символ власти мирового правительства: треугольник. И попробуй оспорить, треугольник-то действительно в наличии, даже если это загнувшийся край флага. Градус притягивания разрозненных наблюдений порой зашкаливает. Но это конспирологические теории, взявшие в плотное кольцо политику и экономику. Есть особый, элитный сорт теорий, пролегающих в плоскости антропологии, психологии, медицины и прочих наук, которые, казалось бы, вполне науки и допускать подобного не должны. Но за всеми не уследишь. На выходе мы имеем биологов, прочитавших оглавление учебника в восьмом классе и с графоманской скоростью выдающих разного рода утверждения вроде "ВИЧ - это выдумка запада" или "Женщины глупы, ими двигает только материнский инстинкт". Так как автор по неким причинам все же имеет диплом специалиста в области, для теории одного только треугольника с глазом недостаточно. Вступает в силу навык маневрирования в море фактов и просто наблюдений вообще отовсюду: сгодятся и труды по анатомии 1853 года (ибо старость придает им флёр истинности), и сообщение на форуме таких же специалистов, как автор-кун. Есть еще один вид, вызывающий чуть меньшее недоумение: околофилософские теории. С одной стороны, обширность и непонятность философии, и, с другой, тот факт, что объектом изучения часто выступает человек (нам, как правило, нравится узнавать о себе что-то новое, желательно лестное), делают стену между ней и чем угодно другим почти призрачной. Философия свободно сплетается не только с антропологией и физикой, но и с оккультизмом или мифологией. Что получаем в итоге: хитрозакрученные статьи, доказуемость которых равна нулю. Зато владение их автором категориальным аппаратом всех гуманитарных (и не только) наук впечатляет. И любопытные идеи, которые проскальзывают на стыках - ни на какую научность они не претендуют, но трогают воображение. Числам в математике свободно прививаются сказочные атрибуты, понятие эйдоса мигрирует от вещного мира к последним кругам обобщения души. Тут и смелость преодоления границ, и словесные мостики, которые приведут куда угодно. Сложно судить, какова ценность подобных теорий для самой философии, но на одну дорогу с катализаторами воображения они встают бесподобно.

-
Вообще-то пост был не об этом, но меня занесло.

---

– Но ведь красивая история. Жаль, что никто ее не узнает.
– Ты не считай себя единственным писателем на земле. Настанет время, и кто-то другой, не меньший лжец, чем Баудолино, ее расскажет.

"Баудолино", Эко.

---

Я, черт подери, понятия не имею, что указывать в описаниях. Простейший вопрос "О чем это?" вызывает недоумение и массовые слепые пятна на всем, что касается объекта разговора.

Слова "От огня огонь" прошли долгий путь. Их исток - трактат Цицерона, где они использовались в значении "поделись тем, чем можешь поделиться без ущерба для себя". Позднее их трактовали как "услуга за услугу".
Применимы оба значения; и - ни одно из них.

-
Словно между "ни о чем" и "обо всем понемногу" разницы нет.

---

Название: От огня огонь
Автор: Аллен Хивер
Фандом: кроссовер ГП и SnK
Персонажи: Ривай/Драко, некоторое количество фоновых
Рейтинг: планируется R
Размер: макси
Жанр: драма
Статус: в процессе
Предупреждения: смерть второстепенных персонажей
Размещение: запрещено
Примечание: небольшие АУ относительно канонов. Таймлайн для Ривая - после 57-й экспедиции. Для Драко - шестой курс, но попытку убить Дамблдора он предпринял еще на пятом.
Описание: Слова "От огня огонь" прошли долгий путь. Их исток - трактат Цицерона, где они использовались в значении "поделись тем, чем можешь поделиться без ущерба для себя". Позднее их трактовали как "услуга за услугу".
Применимы оба значения; и - ни одно из них.

Часть III

---

III.I

Эльф сказал, что его родители не появлялись с того самого момента, как были убиты Фенрир и Хвост. Они были самыми опасными Пожирателями в замке, и как только Ривай избавился от них, старшие Малфои взяли ситуацию в свои руки. Они вытеснили оставшихся, а затем защитили замок настолько, насколько могло хватить их сил.
Потом они ушли. Здесь, – в пустых, обгоревших стенах, - теперь были только Драко и эльф.
Он не знал, что случилось с книгой. Может, ее никто так и не обнаружил и теперь она сожжена – если такие вещи горят. Она могла попасть кому-то из Пожирателей в руки, но была бесполезна: читая заклинание, он истощал ее магию. Со временем она восстановится, но на это уйдет несколько веков.
Глаз все еще болел. Прохладная магия иногда накатывала и успокаивала боль, но вызывать ее по своему желанию Драко не мог.
А даже когда она приходила сама, это отпугивало кого угодно, но не Ривая.
Ривай сидел у его кровати или стоял у окна, наблюдая, как волны смыкаются над его телом. Один раз он протянул к ним руку, и Драко не успел остановить его – магия набросилась на чужую ладонь, как огонь на бумагу, и Ривай зашипел от боли.
Его лицо было таким забавным – будто он возмущен и вот-вот подведет магию под трибунал – что Драко рассмеялся. А потом неожиданно уснул, и так и не узнал, зачем Ривай приходил.
Тот появлялся не каждую ночь. Он засыпал – там, у себя, и приходил в этот мир. Интересно, как это происходило. Драко не мог вспомнить.
Ривай был уставшим и не хотел говорить. Иногда, даже приходя, он просто кивал Драко и, закрыв глаза, дремал. Юноша вспомнил это ощущение сна во сне: лишенное сновидений покачивание в темноте, пока что-нибудь извне не заставит раскрыть глаза.
Он не заставлял. Иногда просто смотрел на Ривая, чувствуя оцепенение – как до этого в кабинете командора.
Сидя в одну из ночей в его комнате, Ривай спросил:
– Ты чувствуешь себя лучше?
– Да. Но многое не помню. Так странно? Будто память местами обвалилась. Потрескалась, как плохая краска.
Ривай промолчал.
Из того, что происходило в замке до того, как туда ворвался Ривай, он особенно четко запомнил, что у него не было магии. Она покинула его, исчезла куда-то.
Теперь ее тоже не было.
Это был один из самых страшных моментов после пробуждения – осознание, что после всего пережитого лучше не стало. Может, стало еще хуже. Он не мог проверить, потому что эльф уговаривал его не колдовать слишком часто, сказал, что пока Драко восстанавливается, магия нестабильна. Нужно подождать. Когда его разум придет в порядок – какое странное выражение – придет и магия.
– Драко.
Он не отозвался.
На самом деле он просто не сразу понял, что обратились к нему.
– Я должен поговорить с тобой, когда ты… когда тебе станет лучше.
– Мы можем поговорить и сейчас. Не такой уж я и сумасшедший.
Он поднялся с постели и начал одеваться. Тело плохо слушалось – он прерывался, потому что рука тянулась не туда, или чувствовал неожиданную дрожь, или не мог закончить движение, забывая, с чего оно началось. Ривай смотрел на него, не отрываясь, и стало понятно – он ждет нового всплеска сумасшествия, когда придется ловить Драко и держать за руки.
– Тебе было неприятно делать все это, да?
– Делать что?
– Усп.. – Он осекся. Это звучало отвратительно, но он должен был это сказать, потому что так и было. – Успокаивать меня. Усмирять. Я знаю, что это был ты, хоть я и не видел.
Ривай не ответил.
Что он хотел узнать? Его охватил гнев, неконтролируемое желание причинить вред; Ривай молча смотрел на него. Для него это все были мелочи, нелепое происшествие; это значит, что Драко должен молчать? Он начал задыхаться от дыма.
Глаза слезились, на коже оседал слой пыли и копоти. Он закрыл лицо руками и попытался отойти к окну, но споткнулся. Чужие руки подхватили его и усадили обратно на кровать.
– Тут все горит! – крикнул он. Где-то наверху обрушилась балка; если потолок рухнет, их завалит, и они не смогут выбраться. Дерево трещало, поглощаемое огнем, трескалось стекло; стало душно, и он почти не мог вдохнуть. Он почувствовал, как его выводят из комнаты, потом вверх по ступеням, где дыма было больше, но потом стало видно небо.
Драко прислонился спиной к перегородке, окружавшей крышу, и смог приоткрыть глаза. Дыма не было. Когда он посмотрел вниз, на окна дома, там дыма не было тоже. Ни огня, ни даже искр.
Рука Ривая лежала на его плече. Драко застыл.
Он снова раскололся, разлетелся на части, он даже не смог этого заметить.
Он не был уверен, что и сейчас не бредит.
– Если ты думаешь о том, что никогда не придешь в себя, то ты ошибаешься. Я видел такие… реакции. Это проходит. – Ривай сдвинул руку в сторону, ниже по плечу, и убрал ее. – Посмотри на меня.
– Н-не могу…
– Огня нет, Драко.
– Это плохо, что его нет! Это значит, что я сумасшедший.
Ривай качнул головой. Он не понимал.
– Я не смогу тебе помочь. Ты ведь за этим здесь, верно? Чтобы я дал тебе свою магию. Но она исчезла, и я схожу с ума. Замолчи! Не говори ничего! – Он оттолкнул Ривая, но тот даже не пошатнулся – Драко сам отошел на несколько шагов вдоль перегородки, опасно наклонив ее над землей. – Ты не знаешь, что там было! Ты еще хуже!
Он не смотрел на Ривая. Тот должен был уйти. Его терпению есть предел. Конечно, есть, он уже достаточно нянчился с ним, теперь он может найти другого мага, который поможет ему.
А ему нужно было время, много времени. Он останется здесь и снова заснет, и на этот раз найдет способ…
Ривай внимательно посмотрел на него, сказал что-то, и пошел вниз. Спустился по лестнице, такой крутой, что юношу по ней ему наверняка пришлось тащить; Драко этого не помнил.
Он постоял несколько минут, но ничего не происходило; он больше не чувствовал дым, и не пошатывался, и мог себя контролировать. Драко сознавал ненадежность основы, которую нащупал, но большего у него пока не было. И он пошел за Риваем.
Крыша замка просела от пожара и магического вихря, потемнела и местами обвалилась. По ней стелился мох, торчали кустарники и несколько птичьих гнезд; тихо, тихо и безжизненно; Драко боялся таких мест, но сейчас дом казался ему маленьким видением, оплотом покоя, убежищем специально для того, чтобы дать ему время по кусочкам собрать свой разум.
Ривай снова сел в кресло. Он выглядел спокойным, будто ничего и не произошло; прогнал за дверь обеспокоенного эльфа. Драко сел на свою кровать напротив мужчины.
Ветви деревьев царапали и стучали в окно, создавая бесконечный ровный шум; почему-то получалось говорить только шепотом.
Послышалась птичья трель – многократное повторение одного мелодичного звука, будто долгое, незатихающее эхо. Драко прислушивался, пока оно не стихло; затем вновь был слышен только ветер.
– Моя магия… ушла. Как способность двигаться. Или как зрение. Я не могу вернуть ее, и помочь тебе тоже не могу. Только объяснить что-нибудь, показать, как примерно должно быть. Тебе нужно найти другого мага.
Кукушка. Вот что это была за птица; странно, что он не сразу вспомнил.
– Почему ты сказал, что я еще хуже?
На этот раз промолчал Драко.
Его имя все еще было ему чуждо. Он смотрел на себя будто со стороны, и все же был собой, ощущал все свое тело – изломанное, неловкое, будто кукольное. Ощущал тяжесть своих ошибок, и все произошедшее с этим человеком, Драко; ему надо было привыкнуть, что это и есть – он.
Он этого не хотел.
Разбитый кристалл стоял на прикроватном столике. Это было своего рода достижение, подтверждение пройденного этапа; награда. Он разбил кристалл, будучи всего лишь осколком чего-то даже не вполне живого. Что он мог сделать в единении со своим именем? Пусть это имя и носил человек, быть которым не хотелось?
– Что происходит в твоем мире?
– Эрена заключили под стражу, экспедиция отложена, наш корпус в опале. Я все еще не получил ответ, буду ли участвовать в экспедиции, когда она все же начнется, – Ривай задумался, потом продолжил, – титан ворвался на территорию штаба и похитил одну из отряда. Мы спасли ее и остановили титана. Но мы не понимаем, откуда он взялся.
Ривай замолчал на несколько минут. Он будто пережидал шторм – терпеливо, с полной готовностью ждать днями и неделями. Драко таким терпением не обладал.
– Ривай? Ты часто приходил сюда, да?
«Ты видел меня? Помнишь, я пришел в твой мир?»
Он только посмотрел на Драко. Внимательный, острый, холодный; если бы мысли Драко снова пустились в свободный полет, они могли бы натолкнуться по пути на множество любопытных ассоциаций, но он сдерживал их.
– Я знаю, что ты держал меня. Это… наблюдать за сумасшедшим… это было… Мерлин, не слушай меня. – Он быстро прошел из одного конца комнаты в другой, будто от некоторых мыслей можно было таким образом увильнуть. И все же он чувствовал, как дым заволакивает его разум; он слабел, опадал в некий темный, наполненный густой водой омут. Ему пришлось остановиться и сжать свою голову руками, чтобы вернуть себя в комнату. – Я пел проклятие. Когда еще был Фенрир.
– Проклятие?
– Да. Я никогда не слышал его, но вспомнил, будто знал всегда. Что-то произошло в этот момент. Я постоянно засыпал и просыпался. Заклинание, которое я читал до того, было не закончено. Я думаю… думаю, проклятие его завершило. Этого не должно было произойти. Их нельзя смешивать. Понимаешь? Это заклинание должно было стать…
– Стать чем?
Он не смог сказать. Он и сам до конца не знал. И ему стало тяжело дышать.
– Проклятие его изменило. Перенаправило, возможно. Я не знаю, что произошло. И когда я умирал... когда я умер… проказа, а потом огонь, а потом снова и снова, и я ошибся с растением для лекарства, но откуда я мог знать, откуда?! Они сжигали меня! Сжигали меня!
Его схватили за запястья, и придавили его голову к подушкам, но он был силен, о, сил у него теперь побольше, чем раньше. Они этого не ожидают. Они думают, что раз он сумасшедший, то и слабый. Нет. Он ударил так сильно, как только мог, и вырвался к окну, а за окном оказались деревья, и все пылало, как в огне, и его охватила ярость, которая была жарче этого огня, и если огонь кого и сожжет, то точно не его. Огню стоит его опасаться.
Выбрался в окно, после короткого падения побежал дальше, в пламя, и там закричал. Его охватила прохлада, и все стало белым, белым с синим; оно трещало, как снег под ногами, пересыпалось от ветра. И пламя отступало, и болезнь отступала, и он снял бинты со своего глаза. Кровь хлынула на лицо, но он знал, что так и надо – раны открываются перед тем, как окончательно зажить.
Он опустился не землю, охваченную белым, и назвал свое имя. Затем еще раз. Драко Малфой, Драко Малфой. Он напряженно думал над именем, и чувствовал, как принимает его, как имя собирается вокруг него, будто капельки ртути, и вот сейчас они станут одним целым; белое пламя еще горело, когда он открыл глаза, оба глаза, и почувствовал, что он – жив.

Драко проснулся среди деревьев, под ворохом листьев; пламя еще горело кое-где, но уже почти погасло.
Было светло. Солнце тысячью рассеянных лучей падало на листву под кронами; над ним, свистяще и звонко, пела зарянка. Драко поднялся с земли, отряхнул с себя листья и веточки, застрявшие в одежде и волосах. Ни один лист не сгорел. Ничего не сгорело от пламени, которое бушевало здесь, и Драко с неожиданной ясностью понял, что это было его рук дело.
Он коснулся рукой своих глаз. Они слезились от света и ветра, но они были здоровы, они были.
– Тебе больно?
Ривай стоял, прислонившись к дереву, и теперь не следил за ним так напряженно, будто не ожидал от него больше возможной волны сумасшествия, хотя Драко совсем не был уверен, что она не накатит снова в любой момент.
– Я все залечил.
Ривай посмотрел ему в глаза, выискивая следы недавнего ранения. Потом подошел ближе и спустил его рубашку на плечо. На коже осталась сеть шрамов, но и только.
– Хм. Ходить тоже не больно?
Драко покачал головой. Странно было стоять вот так, рядом с другим человеком, по существу, почти ему незнакомым, и видеть, как он проверяет, затянулись ли его раны, и спрашивает, не больно ли ему. Ривай хмурился едва заметно, а Драко разглядывал его тем временем и отмечал, что синяки под глазами стали ярче, и сам мужчина выглядел утомленным, даже не уставшим – он выглядел человеком, который изо дня в день вынужден терпеть лишения и ничего не может с этим сделать. Ведь именно поэтому он здесь, верно? Ради магии, ради этой силы, которая в его мире мыслима только в сказках.
Но причина, решил Драко, не имеет значения.
– Мне не больно, – тихо сказал он, глядя на Ривая. Тот встретил его взгляд. – Но я не в порядке.
Ривай поправил его рубашку, с неодобрением посмотрел на листья и ветви, застрявшие в его волосах.
– Я сказал твоему эльфу, чтобы отвязался от тебя с зельями. Вы, маги, такие беспомощные, когда речь заходит о здоровье.
Ривай не стал объяснять. Но Драко понял главное: тот не считает его сошедшим с ума окончательно.
– Я два раза подряд… не знаю. Обезумел? Такое бывает: когда ты один час нормальный, а следующий – нет?
– Не сталкивался. Вернемся в дом. Тебе надо привести себя в порядок, ты пролежал здесь три часа.
Драко пошел следом за Риваем, не особенно задумываясь о том, что происходит; позволил провести себя в ванную комнату, где эльф нагревал воду – он был единственным, кто в этом доме мог колдовать без опасений. Это было, пожалуй, непростительно: Драко ощутил вспышку желания придушить наглое существо, но оно, это желание, потонуло в усталости. И других мыслях.
– Я засыпаю.
– Это естественно.
Они замолчали. Эльф кланялся до самого пола, с трепетом подбирал все листья, которые Драко вытаскивал из своей одежды и волос. Когда он начал снимать рубашку, обнаружилось, что местами на ткань налипла смола, и он отбросил рубашку на пол, приказав эльфу ее выкинуть. Туда же отправились брюки.
Когда Драко встал обнаженным в центре ванной и посмотрел на себя в зеркало, он увидел свою худобу; бледность такую, что почти сливалась со стеной за ним; белые растрепанные волосы и лицо, из-за усталости выглядевшее постаревшим. Это было не то зрелище, которое могло его порадовать; но это был он, такой, какой есть. Таким ему предстоит жить дальше, и надо бы постараться держать себя в форме.
Он опустился в горячую воду, не заметив, как Ривай ушел. Его тут же утянуло в приятную дрему, все мышцы расслабились, и мысли поплыли, бесформенные и беззвучные. Эльф замер в углу и, – все то время, что Драко пролежал в постепенно остывающей воде, – следил, чтобы хозяин не утонул.

Сон прекратился со звуком, с которым обычно лопается магический щит. Драко перевел взгляд на эльфа – тот крупно дрожал и хватался за уши, и мямлил что-то про разрушение и неминуемую смерть.
Наспех высушив волосы и одевшись, Драко перешел в коридор, выглянул из окна: маги в министерской форме били по щиту заклинаниями, и тот расслаивался, стекал, начиная с верха купола, а где был особенно плотным – лопался.
Драко подумал, что время у него еще есть. Несколько минут, быть может; но стоило ему добраться до ступеней вниз, в него ударило заклинание, отбросившее его назад, и следом – еще одно, опутавшее руки.
Эльф прыгал вокруг него, несвязно вопил, и это помешало Драко разобрать, что сообщили ему подошедшие авроры. Один из них выступил вперед, цепко осмотрел, будто Драко вот-вот мог выкинуть опасный фокус.
– Палочки нет?
Драко не посчитал нужным отвечать. Аврор аккуратно проверил его пояс и рукава, одернул края пиджака, осмотрел пуговицы – все четыре, хотя Драко даже предположить не мог, что можно было бы в них спрятать.
Из-за спин авроров вышел Снейп и встал у стены. Драко должен был удивиться, что он здесь, но вместо этого разозлился, дернул руками, отчего аврор вскочил и направил на него палочку.
– Не двигаться!
– Пол холодный, знаете ли. – Прошипел Драко.
Идиотская ситуация. Он выпрямился и впился взглядом в аврора. Тот смотрел на него некоторое время, дал знак аврорам за своей спиной быть внимательными, и развернул белоснежный свиток.
– Итак, мистер Малфой, мы вынуждены взять вас под арест…
– И кто же вас вынуждает?
– Под арест. – С нажимом повторил аврор. – По решению Министра магии…
– Он лично решил этим заняться? Не то, чтобы я уважал Министра…
– Мистер Малфой!
Это был Снейп. Он даже не смотрел на юношу – уставился в точку над его головой, до побеления сжал губы, кутался в мантию.
Аврор кашлянул. Снова посмотрел на свой свиток.
– Аврорат имеет множество нерешенных вопросов по делам, в которых замешана ваша семья. Поэтому мы немедленно проведем допрос, после которого вы пробудете под стражей до…
– У вас не оснований!
Что-то подсказывало Драко, что еще как есть; Снейп осуждающе смотрел на стену, авроры мрачно перешептывались. Кто-то еще поднимался по ступеням, не особенно спеша, и Драко увидел сперва остроконечную шляпу, нелепой формы очки на старом лице; директор, поднявшись, на секунду остановился, картинно переводя дыхание. Затем обошел ряды авроров и встал перед юношей, миролюбиво улыбаясь.
Малфой подумал, что это конец. Вот оно, основание: Дамблдор наконец рассказал им, что Драко пытался его прикончить.
– Ваш дом – истинная крепость, мистер Малфой! – Одобрительно сказал директор. – Сколько усилий ушло на то, чтобы сломать все щиты. Передайте миссис Малфой, что мы по достоинству оценили ее магические навыки.
– Но ма… – Драко осекся; почему только щиты матери? Отец не ставил? Они их не заметили? Чушь, оба варианта не годились. Драко отложил этот вопрос на потом.
Дамблдор, будто не заметив его недоумения, продолжил:
– Да, щиты были превосходны. Но еще – господа авроры по какой-то причине мне не верят – я видел любопытный белый огонь. Скажите, а вы видели? Поддержите хоть вы меня.
Драко кинул взгляд на Снейпа, на аврора с его свитком; ничего не подсказывало ему ответ. Это будет использовано против него? Это его спасет от ареста?
– Не понимаю, о чем вы.
– О. – Дамблдор напустил на себя расстроенное выражение. – Очень жаль.
– Мы ведь говорили, никакого белого света… Может, только когда щит падал… Какая-то осадочная магия…
– Я знаю, какие бывают эффекты при падении щитов, господин Норроу. – Дамблдор даже не повернулся к аврору. – Что ж, обсудим это в другой раз. Профессор, вы желали поговорить с юным Малфоем?
Снейп сместил взгляд по стене ниже, но на Драко так и не взглянул.
– Но постойте, допрос! Сначала допрос, потом, если обстоятельства позволят, аврорат может разрешить приватные беседы.
Дамблдор вздохнул.
– Разрешение на беседу Министр уже дал. Неужели вам надо напоминать такие детали?
– Беседу с вами, директор. – Норроу раздраженно смял свиток.
– Я могу постоять рядом.
Драко почти восхитился его добродушной наглостью. Снейп, пресекая любые дальнейшие возражения, схватил Драко за ворот пиджака и увел его в комнату. Хлопнул дверью, наложил заглушающее.
Путы, однако, не снял.
– Они рады бы отправить тебя в Азкабан прямо сейчас. – Он сделал паузу, давая Драко время в полной мере осознать эту перспективу. – И за то, что этого не произойдет, будешь благодарить профессора Дамблдора. Замолчи. – Он поднял руку, заметив, что Драко пытается возражать. – У них мало доказательств. Я не стану спрашивать, где твои родители…
– Я и не знаю!
– Разумеется. – Снейп усмехнулся. – Допрос состоится в любом случае. Ты понимаешь, какие вопросы тебе будет задавать?
– Догадываюсь.
– И понимаешь, что любой твой ответ может быть перекручен?
– Конечно, я понимаю! Что мне делать, если они уже все решили?
– Уповать на Дамблдора. Самому постараться тоже не помешает. – Драко понял, что Снейп имеет в виду. – Если директору удастся тебя вытащить, ты отправишься в Хогвартс и будешь сидеть там, не высовываясь. Ты меня понял?
Снейп мгновенно сократил расстояние между ними, вцепился в ворот его рубашки и тряхнул Драко так, что тот едва не ударился головой о стену.
– Я спрашиваю, ты меня понял?
– Да. Убери руки.
Снейп, конечно, не убрал.
– Никаких побегов. Никаких выручай-комнат и особых зелий. Ты будешь колдовать настолько осторожно, чтобы авроры и слова сказать против тебя не могли.
– О, об этом можешь не волноваться. У меня исчезла магия.
Драко сказал это до того, как подумал; злость всколыхнулась в нем, накрыла волной. Снейп ему не поверил.
– Обсудишь это с директором. Я уйду из школы, у меня есть... дела за ее пределами.
– Уйдешь? Но ты… Ты понимаешь, что будет со мной? Они же все ненавидят меня!
– Прекрати истерику. Защитишь себя, не маленький.
Драко представил ситуацию, когда он окажется в школе, полной магов, считающих его приспешником Лорда. Это было даже не его воображение, а скорее линия, которая четко прочерчивалась в его будущем.
– Где ты будешь?
– Ты сможешь связаться со мной.
В дверь постучали. Снейп отошел от него, и Драко привалился к стене. Как только Снейп уйдет, его поведут на допрос; ему нужно было время подготовиться, нужен был… небольшой отдых. Мерлин, да он недавно два раза чуть не обезумел, как ему вынести допрос в аврорате?
Времени не было. Снейп уже открывал дверь, когда Драко осмелился просить:
– Ты знаешь, где мои родители?
Рука профессора замерла над дверной ручкой.
– Нет. Я думал, ты знаешь.
– И ты даже не будешь их искать? Какое у тебя важное дело, что ты просто бросаешь и меня, и их?
– Возьми себя в руки, Драко.
Он открыл дверь, за которой полукругом собрались авроры. Дамблдор сидел на наколдованном стуле и ел конфеты; Драко взяли под руки и повели вниз, вывели за черту замка. Когда они аппарировали, щит все еще сходил; магия, потрескивая, уходила в землю.

---

"Я исповедуюсь" и "Шпиль" - вопрос о свободе воли. И об уместности: стоит ли говорить другу, что он очень плох в чем-то, что для него важно? Да, потому что это дружеский поступок. И нет, потому что солгать - тоже дружеский поступок.

-
Скучные, максимально приближенные к реальности сны. Сухой текст; ни единого живого переживания.
"Можешь гордиться собой" - чем, чем гордиться? Вечно не на своем месте, и наиболее важное дело - именно то, которое не удается.